МЮНХЕН
Арнольд возвратился домой в Таль героем. У Аурелии дух
захватывало от сознания его победы, и она полировала приз сына до
блеска, а затем ходила от одного соседа к другому, предъявляя его,
как доказательство, что ее младший сын - победитель. На Густава это
тоже произвело впечатление, хотя он был серьезно обеспокоен
поведением Арнольда по другой причине.
Густав, как об этом рассказывали, был большим повесой, и он
тревожился по поводу сексуальных способностей Арнольда. В то время
как Мейнард, по всем признакам, становился законченным волокитой,
Арнольд, хотя ему было уже восемнадцать, даже не имел подружки.
Другие культуристы обычно проводили вечера на танцах у Тенне в
Граце, а за четыре года, что Арнольд тренировался в клубе, его
тренер, Гельмут Чернчик, ни разу не слышал, чтобы Арнольд пошел на
дискотеку и танцплощадку.
Густав, генерал по духу, направил все силы под своим
командованием на то, чтобы преодолеть холодность сына. И когда
Арнольд, отпущенный на побывку, приводил домой девушек, его
обрадованный отец всячески поощрял такие встречи и даже выдавал
гостям бутылку вина и два бокала.
Именно тогда Арнольд стал методично удовлетворять свои половые
потребности. Он смотрел на женщин только лишь как на инструмент для
утоления своих страстей. За исключением его первой близкой подруги
Барбары Аутленд и жены Марии Шрайвер, он никогда не тратил время
попусту, ухаживая за женщинами. По мере того, как его слава и
известность росли, он обнаружил, что обычный разговор о пустяках и
любезности, составляющие неотъемлемую часть процесса ухаживания, ему
абсолютно ни к чему. Женщины становились чрезвычайно доступны, и
Арнольд выработал уникальный подход к ним, который в дальнейшем
изумлял или шокировал каждого, кто соприкасался со
Шварценеггером.
В марте 1966 года Арнольд завоевал свой второй крупный титул -
“Мистер Германия”. Тем не менее, его родители все еще не были
убеждены, что ему следует заниматься культуризмом профессионально.
Ведь, в конечном счете, культуристы не могли заработать себе на
жизнь. По их мнению, Арнольду следовало обосноваться в Граце,
устроиться на “нормальную” работу, может быть стать армейским
офицером, и заниматься спортом в свободное время.
Жизнь, которую Аурелия и Густав прочили Арнольду, была,
вероятно, очень близка к классическому уделу жителя Таля. Многие
тальцы становились фермерами или работали на карандашной фабрике в
Граце, но Арнольд, уже овладевший профессией плотника, мог бы
заработать больше в строительной фирме. Он мог бы жить в Тале (где
даже в середине шестидесятых годов не было кинотеатра и
парикмахерской), не получая никаких развлечений, кроме вечерней
выпивки в местных пивных, садиться на рассвете на автобус до Граца,
днем работать и в сумерках возвращаться назад в Таль. Но в то время
Аурелия и Густав еще по-настоящему не понимали натуры супермена,
которого они породили.
Люди, в целом, делятся на тех, кто держится за прочное и
обыденное, не принимая никаких перемен и приключений, и тех, перед
которыми открываются безграничные горизонты, кто не боится
рисковать, очутившись перед лицом опасностей неизведанного. Первые
не покидают свой дом на протяжении всей жизни, цепляясь за спокойный
и неизменный быт, и еще в большей степени за соседей и друзей.
Вторые принадлежат к числу тех, кто рвет устоявшиеся связи, покидает
дом, ловит удачу и раскидывает свои шатры далеко от семьи, родных и
знакомых.
На месте Арнольда кто-нибудь другой мог остаться в Тале, год за
годом завоевывая незначительные спортивные титулы и наслаждаясь
краткими минутами славы. Возможно, уделяемое при этом внимание и
было бы достаточным для человека уравновешенного, удовлетворило бы
его тщеславие и привело к его ногам красивых девушек, получил бы он
и известную долю одобрения родителей и старших. Но этот путь был не
для Арнольда.
Он никогда не играл наверняка, никогда не выбирал легких дорог,
не шел по известной или накатанной колее. Не чуждый риска, он всеми
силами сопротивлялся соблазну стать самоуверенной рыбой в маленьком
пруду - Граце. Вместо того, чтобы сделать выбор в пользу безопасного
прозябания на якорях, стать в Граце на вечную стоянку и основать там
маленькую империю из людей, про которых он знал, что покорит их и
будет управлять ими, Арнольд направил свои паруса в открытое море,
будучи уверенным, что нет акулы смертельнее, чем опасность обречь
себя на застой и заурядное существование.
Арнольд хорошо усвоил кредо отца - сила приносит радость,
скрестил его с фанатизмом своих знакомых австрийских культуристов,
обрамил кружевом опьяняющей эйфории победы и, наконец, дополнил
мировоззрением, выработанным пятью годами раньше, когда он,
тринадцатилетний подросток, сидя в одиночестве в темном кинотеатре
Граца, смотрел, как Рэг Парк завоевывает мир. Он должен ехать в
Мюнхен, работать в гимнастическом зале Путцигера, оставив за спиной
обыденную жизнь в своей семье и стране. Но вместо шляпы, палки и
обезьянки Арнольд взял с собой свое мировоззрение, которое вложил в
его душу отец.
На этом месте было бы уместно ознакомиться с убеждениями
Арнольда Шварценеггера.
"Я презираю беспомощных людей, которые проводят всю жизнь в
беспочвенном ожидании. Мне нравятся люди, полагающие, что жизнь не
ограничивается приемом пищи и походом в туалет."
"Еще когда я был ребенком, то сказал себе: "Жизнь не
ограничивается тем, что я вижу вокруг". И я обнаружил, что не хочу
походить на всех. Я хотел быть другим. Я хотел попасть в то
крошечное число людей, которые ведут за собой, а не следуют за
толпой. Я же видел, что вожаки реализуют на сто процентов свой
потенциал... Я всегда восхищался теми, кто управляет другими
людьми."
"Сила - не результат победы. Сила - результат борьбы. Когда ты
преодолеваешь трудности и принимаешь решение не сдаваться - вот
тогда ты обладаешь силой... Ты должен постоянно стремиться к тому,
чтобы стать над людьми".
"В детстве я всегда обожествлял атлетов-победителей. Но одно
дело - обожествлять героев и совсем другое - видеть себя на их
месте. Когда я видел выдающихся людей, я говорил себе: "Я могу быть
на их месте".
"У всех нас есть великая внутренняя сила. Эта сила - вера в
себя. К победе ведет соответствующий настрой. Ты должен увидеть себя
победителем, прежде чем победишь. Это сравнимо с чувством голода. Ты
должен стать завоевателем".
"Хорошее не приходит случайно... Каждая мечта таит в себе
опасность, особенно риск поражения. Но опасность не может остановить
меня. Предположим, кто-то рискует и терпит неудачу. Тогда он должен
предпринять новую попытку. Ты не можешь терпеть поражение вечно.
Если ты предпримешь десять попыток, у тебя есть больше шансов
достичь своего при одиннадцатой, чем если бы ты не передпринял ни
одной".
"Что мне нравится больше всего, так это то, что я могу
безошибочно взять на прицел перспективу. Я вижу себя в будущем столь
же отчетливо, словно грежу наяву, и оно становится почти
реальностью. А затем мне становится легко, и не надо сжиматься в
пружину, чтобы попасть в будущее, ибо я ощущаю, что я уже там и все
остальное - лишь вопрос времени".
Арнольд приступил к тренировкам в гимнастическом зале Путцигера
на Шиллер-штрассе, 36 в Мюнхене первого августа 1966 года. Этот день
примечателен не только потому, что он открыл новый этап в жизни
Арнольда, но и потому, что в этот день его отцу исполнилось
пятьдесят девять лет, а его брат Мейнард впервые повстречал большую
и единственную любовь в своей жизни.
Жизнь Мейнарда Шварценеггера отнюдь не протекала безмятежно.
Любимый сын Густава, он тоже страдал от сурового воспитания отца.
Талантливая художественная натура, Мейнард ни во что не ставил свою
физическую стать и спортивные способности, унаследованные от отца.
По иронии судьбы, именно Арнольд, отвергнутый, нелюбимый сын,
последовал в спорте по стопам своего отца, в то время как его
любимчик полностью отверг пример Густава.
Когда Мейнард бывал дома, он ожесточенно спорил с Густавом о
политике и не только о ней. Мейнард, который когда-то приложил все
усилия, чтобы надуть пожилую пару на пятьсот шиллингов, теперь хотел
ухватить куда более крупную рыбку. Используя положение отца и
растущую славу брата, Мейнард ухитрился взять в долг около тридцати
тысяч шиллингов (что в 1965 году равнялось 1070 долларам) у
небольшого числа людей, включая по слухам, и г-на К. Это не
замедлило отразиться на репутации Густава. В результате, пытаясь
спасти свою карьеру, которой и так был нанесен ущерб его увлечением
алкоголем, Густав был вынужден расплатиться со всеми долгами
Мейнарда.
Мейнард переходил с места на место, не думая о заработке и
постоянно завидуя успеху младшего брата на поприще культуризма. В то
время, как звезда Арнольда восходила, Мейнард, всегдашний золотой
мальчик, обнаружил, что его собственная - на закате. Слава и
аплодисменты обходили Мейнарда стороной. Его главным достоинством
было обаяние, и, зная его силу, он принялся использовать его в
разрушительных целях.
Первого августа 1966 года, отправившись на прогулку в
прелестную австрийскую деревушку Куфштайн, Мейнард заметил там
очаровательную девушку примерно двадцати одного года. Голубоглазая и
светловолосая, она вполне могла бы представлять Австрию на конкурсе
красоты за титул “Мисс Мира”. Вернувшись из Испании, где она была на
каникулах, через Мюнхен в дом своих родителей в Куфштайн, Эрика
Кнапп выглядела загорелой и пышущей здоровьем. Даже сегодня, в своем
национальном костюме, Эрика остается такой же ослепительной
женщиной, как это бывало в годы, проведенные с Мейнардом.
Мейнард Шварценеггер, чьим шестым чувством был нюх на женщин,
понял, что Эрика создана для него. Эрика испытывала ответное чувство
к Мейнарду. Он был высок, светловолос, и красота его приковывала
взгляд. С необычной для нее смелостью она спросила у него, который
час. Он проводил ее до дома и пригласил пообедать. Она
отказалась.
Инстинктивно чувствуя, как следует действовать дальше - черта,
которой в избытке обладал и с поразительным успехом применял его
младший брат, - Менард, вместо того, чтобы нарываться на второй
отказ, назначил свидание соседке Эрики. Уязвленная девушка,
естественно сменила гнев на милость.
Проведя несколько дней в Куфштайне, Эрика возвратилась в
Мюнхен, где она работала портнихой. Мейнард, охваченный страстью,
последовал за ней. К ноябрю они обручились. Месяца два спустя Эрика
и Мейнард прогуливались по берегу протекающей через Мюнхен реки
Изар. Тут Эрика заметила пятерых мускулистых парней, направляющихся
к ним. Хихикнув, она повернулась к Мейнарду и прошептала:
“Посмотри-ка, ну и накачали они мускулы”. “Умолкни, - ответил
Мейнард, среди них - мой брат”. Хотя со времени их знакомства прошло
шесть месяцев, Эрика до этого момента и не подозревала, что у
Мейнарда есть брат.
Арнольд, со своей стороны, тоже не горел желанием
распространяться повсюду о своем брате. Когда его новые друзья в
Мюнхене справлялись о Мейнарде, он советовал обратиться к
кому-нибудь другому, скажем, к матери. Преисполненная гордости
Аурелия всегда посещала соревнования, на которых выступал Арнольд, а
Густав регулярно переписывался с ним. Не желая отказываться от своей
привычной роли, Густав упрекал Арнольда, что тот пишет слишком
крупным почерком, и интересовался, не уловка ли это, чтобы
отделаться от отца коротким письмом. Арнольд отвергал подобные
обвинения, но, вероятно, всегда бдительный Густав был недалек от
истины. Поскольку в этот период, работая на Путцигера в Мюнхене,
Арнольд мало что мог сообщить своему родителю.
Ему исполнилось девятнадцать. Теперь он был высокий гигант с
щербатой улыбкой, который мог, в зависимости от настроения, привести
в восторг или вызвать усмешку. Сначала его сильный австрийский
акцент мешал ему работать у Путцигера, но никто не осмеливался
смеяться над ним. Хотя по существу Арнольд так и остался сельским
мужланом, выходцем с фермы, у которого был только один костюм.
Уверенность Арнольда в себе была поразительной, его внешний вид -
устрашающим, а способность иронизировать - остро отточенной. И самое
удивительное заключалось в том, что неприглядный мальчик,
набравшийся уверенности в результате своих культуристских триумфов,
вырос в очаровательного мужчину. В конце концов, это же был сын
Густава. Об обаянии которого ходили легенды, и брат Мейнарда, шарму
которого он вполне мог подражать.
В первое время он спал в гимнастическом зале. Хотя формально
Арнольд числился менеджером-тренером, фактически он выполнял все
работы - мыл полы, убирал в душевых и вообще был мальчиком на
побегушках. Издательство Путцигера “Юниверсум Спорт”,
специализировавшееся на выпуске журналов по культуризму, размещалось
в том же здании, что и гимнастический зал. Редактируемые Альбертом
Бусеком, свидетелем штутгардского триумфа Арнольда, иллюстрированные
журналы “Юниверсум Спорт” вскоре выдвинули Шварценеггера на первый
план как новую великую надежду культуризма.
Альберт Бусек, вместе с Альфредом Герстлем, был в числе первых
“арнольдоманов” - людей ставящих Арнольда превыше всего, готовых
боготворить почву, которой коснулась его нога, и делать все, что в
их силах, чтобы поддерживать о нем легенду.
Но даже без них Арнольд все равно бы стал Арнольдом - славой
культуризма. В Мюнхене он тренировался по семь часов в день,
добившись ошеломляющих результатов. Тренировавшиеся в зале борцы и
их агент предложили Арнольду работу, которую он отверг. Культуризм
оставался его единственным и неизменным Святым Граалем.
Вне стен гимнастического зала Арнольд начал соединять свое
пристрастие к шуточкам с эксгибиционизмом. Бурными ночами, опрокинув
немало вместительных глиняных кружек в знаменитых мюнхенских пивных
или в баварском ресторанчике, размещавшемся в том же здании, что и
спортивный зал, Арнольд вдруг вскакивал, распрямлялся в полный рост
и затем, к вящему удовольствию своих компаньонов, срывал с себя
рубаху и начинал играть мускулами.
Впервые в жизни чувствуя себя "своим в доску", он одаривал
друзей соленым анекдотом, смеясь так громко, что спагетти с его
тарелки разлеталось по всему ресторану.
Скоро Арнольд стал для владельцев мюнхенских ресторанов сущим
наказанием: однажды он с группой приятелей сидел рядом с женщиной,
на коленях у которой лежал крошечный пудель. Поглотив гору еды,
Арнольд повернулся к пуделю и оскалился, как бы угрожая, что собачка
станет его следующим блюдом. Дама в страхе ретировалась.
Один мюнхенский культурист был приглашен отобедать вместе с
пятью друзьями. Когда подошло время расплачиваться, Арнольд стал
убеждать их уйти из ресторана, не заплатив.
Он имел обыкновение во всеуслышание объявлять: "Я штириец - и
покажу вам всем!" И все, кто знал его в эти полные приключений
мюнхенские годы, соглашались, что он выполнит свои обещания.
Арнольд и Франко Колумбу, работавший тренером в Регенсбурге,
стали близкими друзьями. Они вместе пускали пыль в глаза женской
половине Мюнхена. К этому времени Арнольд привык заниматься сексом
без каких-либо предварительных заходов. По словам очевидца,
культуриста Гельмута Ридмейера, когда однажды несчастная официантка
спросила, не желает ли он чего-либо еще, Арнольд, подогретый большим
количеством выпитого пива, ответил: "Да, трахнуть тебя". Он применял
этот метод неоднократно. В Мюнхене у него не было постоянных
отношений с женщинами, но постель его частенько занимала то одна, то
другая претендентка.
Его огромный рост и положение в мире культуризма, его обаяние и
напористость помогали Арнольду домогаться любой женщины по первому
желанию. Необходимо заметить, что повышенная агрессивность Арнольда
в мюнхенские годы частично объясняется тем, что он сидел на
стероидах. По словам Гельмута Ридмейера, партнера по тренировкам,
Арнольд "обычно колол себя стероидами и принимал таблетки на
завтрак, обед и ужин совершенно открыто".
Возможно, стероиды, позволявшие ему набирать вес, высвободили
также и его безрассудство, которое Арнольд так долго подавлял, живя
под тиранией отца. Его бесшабашная езда на автомобиле стала легендой
у тренировавшихся с ним культуристов, большинство из которых
отказывалось ездить с Арнольдом, если тот сидел за рулем. Его
коллекция штрафных квитанций за превышение скорости и другие
нарушения правил движения, часть которых никогда не оплачивалась,
постоянно пополнялась.
Агрессивность Арнольда находила также выражение в различных
ресторанных потасовках. Кулаки его так и мелькали на мюнхенском
"Октоберфесте", традиционном празднике, зачастую вырождавшемся в
пользующуюся дурной славой пивную оргию и печально известном
происходящими в этот день бесчинствами. Арнольд придрался к группе
американцев, проводивших вечер на ярмарке. Решив, что они не
потерпят немецкой самонадеянности, особенно со стороны какого-то
сопляка, американцы приготовились к драке. Арнольд, будучи всегда
настороже, оценил, что он и его друзья, коллега Бусека Эрих Джаннер
и партнер по тренировкам Франц Дишинджер, столкнулись с численно
превосходящими силами и предложил мировую.
Но американцы не успокоились и толкнули Арнольда, вынудив его
отступить. Тогда, обернувшись к Джаннеру, он сказал: "Подержи мою
куртку". Стоило Арнольду обнажить грудь и напрячь мышцы, как
американцы сразу же капитулировали. Стороны достигли перемирия, и со
смехом и шутками пошли вместе искать, где бы найти еще пива.
Хотя Арнольд и обосновался на мюнхенской культуристской сцене,
он продолжал поддерживать связи с клубом в Граце. Его австрийские
друзья по культуризму Гобетц, Кайнрат и Марнул часто приезжали его
проведать. Однажды они привезли с собой Густава. По дороге из Гратца
они проезжали через деревушки, где жили роственники Густава.
Обладавший сильными родственными чувствами, он настоял на том, чтобы
наносить визиты вежливости родным во всех деревнях до единой. В
результате поездка длилась вдовое дольше обычного. Попав в Мюнхен,
Густав, преисполненный гордости за Арнольда, хвастался каждому, кто
был готов его слушать, что его сын унаследовал свои физические
способности от отца.
В 1967 году Арнольд жил в небольшой квартире, которую с ним
часто делил Гельмут Редмейер, завоевавший титулы "Мистер Германия",
"Мистер Европа" и "Мистер Вселенная". А к концу мюнхенского периода
к нему присоединился Франко. В общем, жизнь складывалась
удачно.
Но некоторые выходки Арнольда в мюнхенские годы вновь вызывали
определенное беспокойство. Как заметил один из его партнеров по
тренировкам, "Арнольд всегда выставлял людей, которых не уважал,
дураками и вышучивал их". По словам Марнула, когда ему выговаривали
за его грубые подначки, Арнольд замолкал, предварительно с
презрением воскликнув: "Они такие дураки. Я бы никогда не опустился
до них".
Он прошел школу унижения Густава Шварценеггера и теперь был
наверху. Теперь он мог опрокидывать столы и сводить старые счеты,
выбирая в качестве жертв посторонних, знакомых и даже друзей, горечь
обиды которых служила целебной повязкой на его ранах. Когда-то
оскорбляли и издевались над ним, Арнольдом. Теперь он будет
оскорблять. Теперь он будет издеваться.
Число жертв Арнольда в его мюнхенские годы может показаться
выходящим за всякие рамки, если не принимать во внимание его
тогдашнее положение. Он был восходящей звездой культуризма,
вдохновляющий пример для подражания среди тех, кто стремился
преуспеть в этом виде спорта. Культуристы, горящие желанием достичь
его результатов, искали советов Арнольда и следовали им с
религиозным рвением. Г-н К., историю с которым мы рассказывали*, был
лишь первой ласточкой среди многих жертв.
Арнольд как-то сказал приятелю-культуристу, что если он съест
два фунта мороженого, то нарастит еще больше мышц. Сегодня-то
большинство культуристов знает, что вода лишает из четкого мышечного
рисунка, поэтому они принимают столько диуретиков перед крупными
состязаниями, что иногда, перед началом показа, бегут за кулисы
из-за приступов рвоты. Эта информация определенно не дошла до
очередной жертвы Арнольда, которая с его слов приступила к
заглатыванию целой горы мороженого. Узнав, что он делает это по
совету божественного Арнольда, девять приятелей последовали его
примеру. И им пришлось пожалеть об этом.
Затем была сахарная диета. Она представляла собой вариации
старой истории с г-ном К. Арнольд посоветовал одному культуристу
начать с потребления одного кусочка сахара в первые сутки, двух - на
вторые, трех - на третьи, и так далее, до тех пор, пока тот не
начнет съедать по тридцать кусков сахара в день.
Еще один культурист чуть не задохнулся, когда Арнольд убедил
его не размешивать излюбленное блюдо спортсменов, приготовленное из
яичного белка и витаминов, до состояния пасты, а вместо этого
придать ему форму яблока и есть в таком виде. Когда Курт Марнул
предупредил, что его совет может принести серьезный вред
культуристу, Арнольд, по воспоминаниям Марнула, рассмеялся и
повторил в очередной раз, что его жертвы "просто дураки".
Положение Арнольда как менеджера-тренера как нельзя лучше
помогало ему подначивать ничего не подозревающих культуристов,
которые приносили заявление с просьбой посещать гимнастический зал.
Один новичок, попросивший у Арнольда такое разрешение, был
проинформирован, что он может получить его в зависимости от того
пройдет ли тот определенное испытание, связанное с профессией. "А,
кстати, каким видом спорта ты занимаешься?" - спросил Арнольд.
"Альпинизмом", - последовал ответ. "Ну, хорошо, продолжил Арнольд. -
Тебе придется вылезти из окна зала и спуститься на улицу". Зал
находился на втором этаже. И соискатель полез, лишь бы выполнить
требование Арнольда.
Надо сказать, что Арнольд в выборе своих жертв был абсолютно
демократичен и не проводил различия между старыми друзьями, такими,
как Ганс Гобетц, молодыми культуристами, у которых не было шансов
выиграть какое-либо соревнование, но, которые не задаваясь лишними
вопросами, черпали из источника его мудрости, и совершенно
посторонними людьми, как уже упоминавшийся
соискатель-альпинист.
Арнольдовы подначки расцвечивали новыми красками легенду о нем.
Обычно культуристы очарованы силой, и все их поиски нацелены на то,
чтобы произвести мощное впечатление на окружающих, накачивая свои
мышцы. Они также привыкли переносить боль в процессе тренировок. Но,
если ты превозмогаешь боль, то естественно, и стремишься причинить
ее. Или с удовольствием наблюдаешь за тем, кто делает это по твоей
подначке.
У арнольдовых шуточек был и еще один, куда более
соблазнительный результат. Самоутверждение не только придавало ему
новые силы и приносило счастливые моменты, но и разделяло всех, с
кем он общался, на жертвы и хищников. Над жертвами издевались.
Хищники же наблюдали, смеясь вместе с Арнольдом от счастья, что он
избрал их для участия в этом восхитительном заговоре. Все они
превосходно осознавали его силу. Каждая подначка Арнольда служила
строительным материалом для укрепления своего самоутверждения,
позволяла ему побеждать, завоевывать себе друзей, вызывать
восхищение и чувство превосходства.
Со временем его шутки стали преследовать и более серьезную
цель: подорвать позиции любых возможных конкурентов, которые могли
бы в будущем представить для него угрозу на соревнованиях. В Мюнхене
он подсказал как-то одному сопернику, "Майку-Силе", что один из
новейших американских методов - стараться кричать как можно громче,
стоя на помосте. "Майк-Сила" так и сделал, и, как Арнольд годы
спустя с удовольствием вспоминал в книге "Качая железо", выставил
себя полнейшим дураком.
У Путцигера часто тренировались американцы - идеальная мишень
для Арнольда. С располагающей улыбкой он услужливо предлагал научить
их говорить по-немецки, чтобы облегчить пребывание в Мюнхене. Они с
благодарностью принимали предложение, считая, что этот
здоровяк-немец - мировой парень. Начинались уроки, и они охотно
заучивали фразы, которые называл им Арнольд, а затем предпринимали
попытки поговорить с первым же немцем, попавшимся им на пути.
Арнольд уверял американцев, что те особые фразы, которым он их
так тщательно обучил, позволят, несомненно, завести друзей среди
немцев и привлекать их на свою сторону. И американцы, ничего не
подозревая, со слов Арнольда выдавали первому встречному: "Здорово,
старая свинья. Ты все еще онанируешь."
Сам Арнольд в мюнхенские дни вовсе не нуждался в мастурбации.
Со всех сторон его окружали женщины, готовые на все ради прекрасного
культуриста. Арнольд, который в Тале совсем не интересовался
женщинами, посещал в Мюнхене самые известные публичные дома. Когда
Курт Марнул приехал в город, чтобы проведать его, возбужденный
Арнольд повел Курта на экскурсию по публичным домам, восклицая: "Всю
свою предшествующую жизнь я занимался ерундой. Грац - это место для
стариков. Вот где настоящая жизнь".
Сексуальная жизнь не миновала и гимнастического зала.
Гомосексуалистов всегда страстно влекло к культуристам. И многие из
них извлекали из этого финансовую выгоду. Как указывает Питер Мак
Гау, журналист-культурист, связанный с этим видом спора с начала
шестидесятых годов, логическим выводом из накачивания своих мышц до
такой степени, чтобы приводить в восхищение публику, является оплата
ущербными проявлениями сексуальности.
В середине шестидесятых годов многие из мюнхенских
гомосексуалистов каждый вечер собирались у Путцигера, наблюдая за
тем, как тренируются культуристы. Некоторые из них готовы были
предложить высокую оплату любому из культуристов, пожелавшему
позировать для двусмысленных снимков.
В книге "Арнольд: воспитание культуриста" Шварценеггер
рассказывает об одном из судей на конкурсе за титул "Мистер Европа"
среди юниоров, скрыв его под псевдонимом Шнек. Этот судья, владелец
гимнастического зала и журнала, пригласил его в Мюнхен и предложил
вступить в гомосексуальную связь. Арнольд пишет, что он выслушал
предложения Шнека (на самом деле это был Путцигер), но отказал ему,
равно как и другим культуристам-гомосексуалистам, которые ошивались
вокруг гимнастического зала.
Арнольд был молод, обаятелен, умен, остроумен, желанен и
талантлив до крайности. Он оплатил свои долги культуриста и заслужил
успех, ждавший его впереди.
|